Мелисса стирает ноги в танцевальном зале, а потом ест невнятный салат. Она влезает в джинсы тридцатого размера и выходит на сцену в чём-то совершенно диком. Диан наливает себе в кофе сливки пожирнее и пробежкам в парке предпочитает томные завтраки с круассанами. Она терпеливо ждёт, когда костюмеры снимают с неё мерки, чтобы перешить платья Клэр. Марс приходит на репетиции вовремя и прижимается худыми лопатками к холодной стене. Мике шутит, что однажды стена и Мелисса срастутся. Марс смотрит на него насмешливо и спрашивает, почему его не кормит Фло. Неужели, съедает всё сам? Локонте смеётся и говорит, что сочувствует любовникам Марс, ей ничего в рот не клади… Мелисса громко фыркает и обещает устроить ему сладкую жизнь на сцене. Диан прибегает уже после начала репетиции, целует в щёку Маэвочку, обнимается с Микеле и проходит мимо рассерженной Мелиссы. - Диан, чудо, скажи, а ты не пробовала приходить во время? Мелисса шипит почти и отделяется от стены. - Марс, зайка, я понимаю, что у тебя все радости жизни сосредоточены на репетициях, но не суди всех по себе. Диан мило улыбается и целует Фло в щёку. - Мот, ты осторожно, вдруг она ядовитая. - Самая ядовитая у нас ты, рыбка. - Диан, а тебе уже все корсеты расшили? Или по-прежнему максимально растягивают корсеты Клэр? Мике кашляет и кладёт руку на плечо Мелиссы. Клэр – это для всех больная тема. Это почти предательство для Микеле. От Моцарта ушла Станци. Это очень тяжело простить, чтобы там не говорил Локонте. - Мелисса, а тебя по-прежнему, утягивают максимально? Тебя на сцене не сносит, когда Микеле хлопают? Ну, чужая слава с ног не сбивает ветром? - Ну, что ты… Главное, чтобы ты сквозь облако не проваливалась, зайка. Мелисса шипит и источает сладкий яд. Она нервно заплетает волосы в косу, а потом так же нервно расплетает. Марс до ужаса бесит вся эта ситуация. - Не волнуйся, милая. У меня всё будет хорошо. - О, в этом я не сомневаюсь. Особенно умиляет, когда ты улыбаешься во всех сценах подряд. Диан, лапочка, а ты хорошо знаешь французский? Или тебе тексты сурдопереводом объяснить? Там же всё печально. Диан почти бледнеет от ярости и готова порвать Мелиссу на много маленьких анорексичек; от кровопролития спасает Дов. - Так, успокойтесь, девочки. Мелиссу вечно корёжит от этого: девочки. Она снова фыркает и наконец-то настраивается на репетицию. «Шесть шагов» даются тяжело. Ей кажется, что она ходит по пустыне и разговаривает с деревом. Они доводят до совершенства каждое движение. Но всё время сбиваются. В перерыве Мелисса бросает Диан: - Знаешь, я поняла. Тут всё-таки должна быть определённая страсть. А у тебя в жилах не страсть, а разбавленный кефир. Блондинки такие блондинки… - Ну да. О твоей страстной натуре ходят легенды. Наверно, в каждом коллективе есть такая девица… с блядской душонкой. Да? Сидящий рядом Мерван заступается за побелевшую от злости Мелиссу: - Диан, ты не права. Самая блядская душонка тут у меня. Так что… Не надо претендовать на мою должность. - Мерванчик, ты такая лапочка… когда не влезаешь в чужие разговоры, - Мелисса улыбается ему и целует в щёку, - или когда спишь зубами к стенке. Диан усмехается и понимает, что это всё безнадёжно. Так и живут.
Через год Мелисса прижимает к себе всхлипывающую Диан и старается успокаивать: - Ну, ничего страшного. Вернётся он. Всё будет хорошо. Диан, ну прекращай. Не хватало ещё из-за мужиков рыдать. Белая рубашка на груди Мелиссы становится мокрой от слёз и чёрной от размазанной туши. Но это не значит, что завтра после спектакля Мелисса не попросит Диан: - Подари Микеле свою фотографию, чтобы он её на шкаф со сладким приклеил. Дабы Фло не таскал конфеты…
Целовать. Его хочется целовать и пробовать на вкус. Заставлять забывать всё на свете, запоминать самому каждое мгновение. Держать за запястья, не давать двигаться и издеваться всеми возможными способами. Доводить до оргазма, а потом самодовольно жмуриться, когда он тяжело дышит и теряет самого себя. Не думать о том, что это для тебя любовь. Самое лучшее подтверждение собственной любви.
Он своенравный и немножко наглый. У него губы искусаны, а кулаки почему-то сбиты. Такие красивые руки, а почти изуродованы в попытке… Стоп. Почему у него так изуродованы руки? Забываешься и целуешь костяшки. Он смотрит недоумённо, не ожидал от тебя такой нежности… А ты вдруг смущаешься и делаешь вид, что вообще-то просто начинал новую «игру». Ты так играешь с ним. И с собой самим. Его сдавленный рык подтверждает, что ты хорошо ведёшь свою партию.
С ним сложно. Он путается в показаниях и закрывает глаза, когда ты пытаешься выяснить, что случилось. Почему он хочет уйти из мюзикла. Не объяснять же ему, что упавшее на тебя небо ужасно тяжёлое. Ты тяжело дышишь и снова играешь. Равнодушного Моцарта, которого Сальери всё-таки отравил. Он опускает голову и бормочет что-то о том, что он тебя любит. Ты садишься в кресло и замираешь. Не можешь поверить собственным ушам. У него голос срывается, а красивые руки нервно крутят телефон. У тебя перед глазами мелькают ваши пьяные ночи, его тяжёлое дыхание, твоё самодовольное любование им обессиленным, твои дикие мысли о любви. И во всё это ты веришь. А вот в его любовь – не веришь. Тебя нельзя любить. Это тебе давно объяснили. Ещё в школе. Фло сжимается, когда ты бросаешь: «Не дури. И не смей бросать работу». Его тоскливый взгляд – лучшее подтверждение тому, что ты монстр. И тебя нельзя любить.
Сальери три дня подряд играет Мерван. Равнодушно и заучено. Не потому, что плохой актёр. А потому что он с первых дней отлично понимает Фло. И когда Мот где-то загибается на улицах Парижа, Мерван прекрасно это чувствует. Подсознательно ощущает твою вину. По крайней мере, тебе так кажется. И это смахивает на паранойю. Они даже не друзья. Но ты ощущаешь свою вину так явственно, что кажется, будто она течёт у тебя по жилам. Вместо крови. Но ведь… Мот это всё придумал, он заигрался, он мальчишка совсем, он ничего не понимает. А ты знаешь, что нельзя тебя любить. Ты настолько ненастоящий, что уже забыл, какой ты на самом деле. С тобой можно спать, можно играть одну игру, но любить нельзя. Это проходили столько раз. Фло приходит на четвёртый день и долго рисует яростный взгляд. Его ненависть на спектакле – очередное подтверждение твоей теории.
Ты снимаешь макияж, когда он появляется в зеркале, и тёплые руки обнимают тебя сзади за плечи. Он горячо дышит тебе в макушку, и ты почти урчишь от глупого счастья. Вы отражаетесь в зеркале и смотритесь глупо. У тебя не снят до конца грим, а на нём ещё полный костюм Сальери. Он что-то говорит тебе, а ты следишь за губами Сальери в зеркале. Ведь там отражаются ненастоящие люди. Почти выдуманные Моцарт и Сальери. Им можно вот так сидеть в обнимку и чувствовать, как переплетаются кровеносные сосуды, как срастаются кости в единый скелет. Их однажды найдут зазеркальные археологи и не смогут понять, что это за дикое животное такое с таким удивительным костяком. У твоего реального Фло руки чуть дрожат, когда он наконец-то идёт к своему зеркалу снимать грим. Вошедший Солаль смотрит на вас с глупой жалостью. Кажется, всё что-то знают. Или ты медленно сходишь с ума. Тепло на плечах и на макушке, которых касался Фло, является хорошим подтверждением, что реальность ещё существует. Моцарт в отражении смотрит на тебя с осуждением и обидой.
Фло приходит к тебе, буквально врывается в квартиру, прижимает тебя к стенке и шепчет в самые губы. - Мне плевать, что ты там думаешь о себе. И целует. Доводит до сумасшествия. Забываешь всё на свете и теряешь ощущение времени. Его самодовольный взгляд – молчаливое и самое лучшее подтверждение его любви. Ты по себе знаешь.
Неужели это всё возможно? Через полгода он плавится на улицах твоей Италии, становится бронзовым и солёным от морской воды. И это подтверждение тому, что ты не ошибаешься. И это всё возможно.
ПЧолки, дорогие, скажите, а не хотите ли вы услышать голос вашего Чарльстона в записи? Если хотите, напишите комментарий и заявку, что хотите услышать. Могу ответить на любой вопрос, почитать стихи или прозу)) Петь не просите)) И не стесняйтесь, гвоорите правду)
Быть не нужным. Раньше ему сердце виделось хорошим часовым механизмом. А теперь в шестерёнки попал песок. И сердце почти перестало работать. Со скрипом, с шумом, с риском сломаться. Эдмунд проживает свою жизнь во второй раз. Это всё уже было. И мучительно взросление, и сжигающая ревность. Только вот раньше были хрупкие девушки. А теперь достаточно мощный Король. Каспиан, будь он проклят всеми силами Нарнии. Или спасён всё теми же силами. Эдмунд прекрасно видит, что не нужен. Ни разу. Каспиану нужен Питер. И Эд задыхается от ревности, жалости к себе, к Питеру, к Каспиану. Ему не то что дышать тяжело, ему даже моргать сложно. Поэтому он смотрит на обжигающее солнце, и мир трескается. Сползает розоватыми ошмётками, растворяется в таких глупых слезах. Каспиан – друг. А Питер - брат. Это свято. Именно поэтому Эд стискивает зубы, когда Каспиан тихо спрашивает про Питера. - Всё нормально с ним. Учится. Мечтал попасть на фронт. Это понятно и правильно. Эд обещает передать какое-то письмо. Логично. Эду ужасно хочется где-нибудь исчезнуть и никогда не появляться вновь. Люси кокетливо улыбается Каспиану, ловит его улыбки, как бабочек. Поиграет и отпустит. Эду ужасно хочется отпустить самого себя, но он так крепко завяз в этих дьявольских силках, что никак не вырваться. Каспиан ищет в Эдмунде Питера. Вглядывается в глаза, дотрагивается до плеч, пытается понять что-то, но видит лишь мальчишку. Не Питера Великолепного. И тогда в глазах мелькает разочарование. И оно хлыстом бьёт по Эдмунду. Эд тяжело вдыхает солёный морской воздух и пытается убедить себя в чём-то. В том, что это всё нормально, что совсем не больно, что они вернуться домой, что это всё забудется. Забыл же Питер Каспиана. А он его забыл, Эд знает. Мелкие брызги летят в лицо и падают чужими слезами на обветренную кожу. Эд морщится и стирает их рукавами, чтобы не решить, что это повод разрыдаться. Эд мог бы попытаться сделать хоть что-то, но… Больше всего на свете он боится предательства. Собственного предательства. Точнее, такого волшебства, которое заставит. То, что живёт в солнечном сплетении, вполне может заставить. Но он будет сильнее этой гадости. И гадость скоро уползёт змеёй на чью-то чужую душу. А пока он знает, что вечером будет ужин, будет терпкое вино из кубка Каспиана, и горький вопрос по пятому разу: - Как там Питер? Эд привыкает быть ненужным. Сердце с отчаянным скрипом продолжает проворачивать свои шестерёнки.
*Осторожно* я драбблик принёс... Знаете, я не хотел выкладывать, но мой Сальери мне сказал, что драббл хороший. И его не стыдно показывать людям...
Драббл Определения почти джен действующих лиц мноГА. лёгкий слеш Мике/Фло Создан ради... ради ничего Да. и всех моих пишущих Барышень, с днём писателя!)
читать дальшеДов – требовательный. До одурения, до занудства. Хочется уронить ему на голову пианино и сделать вид, что так и было. Он доводит своими придирками до слёз Маэву, до истерики Мелиссу, до тихого бешенства Солаля. Мике и Фло уходят с репетиций практически с квадратной головой. Хоть кружку пива сверху ставь… Ямин и Мерван нервно курят после очередного разбора полётов. Достаётся всем.
Солаль – заботливый. Даже слишком для мужика. У него всегда будет ещё одна сигаретка, мелочь на кофе. Он может отдать свою шапку или обязательно отвезёт уставших девочек после репетиции домой. На гастролях у него обязательно будет аптечка с обезболивающими и эластичными бинтами. Солаль – общий папа.
Диан – любопытная. Ей интересно, что будет завтра, почему Фло не играет всю неделю Сальери, на какой диете сидит Мелисса, почему небо голубое, ей тоже интересно… Ещё она жизнерадостная. Иногда настолько, что однажды Мике прямо на спектакле шепчет ей на ухо: «Вообще-то Моцарт умирает, чему улыбается Станци?». Диан становится стыдно, и на глазах появляются слёзы. Остаток сцены она практически рыдает навзрыд. Мике, разумеется, становится стыдно. Чуть-чуть.
Мерван – пафосный. Он даже курит пафосно. И одевается всегда по последней моде. Его Сальери сексуален и тоже пафосен. Мервану за это часто попадает, но ему на это начхать. Ему вообще на многие вещи начхать, он старается не забивать голову лишней информацией. Да, Дов пообещал, что уволит и больше никогда не будет брать в свои проекты. Ведь врёт же. Мерван чётко знает, что без него Дов не запустит следующий мюзикл. Да, Мерван нескромен и пафосен.
Маэва – нежная. Она переживает за свою Наннерль, ведь так тяжело быть сестрой гения. Маэвочка плачет, когда Фло зло на ней пошутил. Маэва поёт сладкие песни своим звенящим голосом так нежно, что заходится сердце. У неё тёплые пальчики, когда она ласково гладит Микеле по лбу, ведь у него после очередного спектакля так болит голова.
Ямин – добрый. Он никогда не будет ругаться, если на него выльют кофе. Или Мике, живя в одном с ним номере, всю ночь будет переписываться с кем-то там, Ямин просто будет фырчать и залезет под одеяло с головой. Его не злят фанатки, его радуют зрители, полностью сорвавшие половину спектакля своим цитированием текста. Ямин вообще добрый, он же ничего не говорит Микеле, который беспардонно ржал минут семь на спектакле практически без повода.
Мелисса – строгая. И пунктуальная. Её до истерики бесит, когда Фло опаздывает на репетиции. Или её бесит тот факт, что Фло опаздывает вместе с Микеле? И по ним прямо видно, чем конкретно ребята занимались и почему, собственно, опоздали. Мелисса злится и выговаривает им: «Нельзя прийти вовремя, да? Не круто, да? Конечно, так ведь никто не поймёт, что вы вместе!». Марс смотрит строго и на поклонниц, и на ребят из подтанцовки. Она вообще очень серьёзная иногда бывает, даже когда бежит по коридорам только в джинсах и лифчике, она сохраняет строгое выражение лица.
Мике – подвижный. Его никогда не бывает мало. Он будто воздух, заполняет собой всё пространство. Он, наверно, умеет бывать в нескольких местах одновременно. Фло иногда устаёт от такой повышенной активности. Он берёт Мике за руку и заставляет сесть рядом. «Успокойся!» - мягко шепчет он на ухо, чувствуя, как под кожей истерически бьётся пульс, как после такого-то активного движения. Когда Микеле начинает двигаться мало и будто застывает, Фло пугается и сам начинает много-много двигаться.
Фло – любимый. Об этом знают два человека. Он и тот, который любит. Оба хитро молчат и улыбаются зрителям, камерам и друг другу. У Фло есть своя особенная маска, за которой он прячется ото всех. Он бывает абсолютно разным, но он-то знает, что на самом деле он любимый. Наверно, это у них с Мике общее. И даже если это единственное, что общее, то этого хватит.
читать дальшеЛомать себя. Перебирать в руках, как чётки, позвонки. Пробовать на вкус собственную душу. Потому что только недавно разгрыз её, как собака кость. Растворяться в парижских рассветах. Пропадать в густом тумане. Пить до помутнения в глазах. Касаться подушечками пальцев микрофона. Пить чай из чужой чашки. Ощущать шестым чувством чей-то пристальный взгляд. Таять, подобно воску, от тихих нежных слов. Моментально забывать всё сказанное.
- Ты опять забыл свои ключи. - А ты вчера пришёл за полночь. - Ты спал на моей половине кровати. - Зато ты не закрываешь тюбик зубной пасты.
Коллекционировать диалоги. Складывать их в копилку, как бедняк монетки. Тебе кинули грошик, а ты зажми его в кулачке и не отдавай. И не трать попусту. Однажды наступит такой момент, когда эти диалоги станут тебе дороже хлеба. У тебя уже полный карман меди. Тебе положат однажды такую монетку под язык, когда ты не выдержишь этих вечных шутливых боёв, от которых крошатся кости и узлом затягиваются нервы да жилы. Ты учишься быть вместе с ним. С таким спокойным и тёплым. У тебя не жизнь раньше была – ад. Тридцатишестилетний расстрел в колонии строго режима. С полной конфискацией имущества. А теперь вот амнистия. И ты пытаешься снять с себя эту чёртову тюремную робу. Вместе с кожей, если понадобится. Ты просыпаешься по утрам и куда-то бежишь. Будто от собак, пущенных по твоему следу. Ты иногда падаешь, но он тебя подхватывает и пинком отправляет бежать дальше. Целовать тёплые губы. Царапать себя изнутри битым стеклом. Осколки дробятся о тебя, каменного изнутри. Становятся сначала песком, а потом сахаром. Ты судорожно дышишь и убеждаешь себя в том, что достоин всего этого. Дышать с ним абсолютно не сложно, это правда. Он помогает. Смотрит с доброй насмешкой и ласкает нежным взглядом. Он точно знает все эрогенные зоны того, что ты зовёшь душой. Всё то, что не изломанно тобой, изломанно этими ласками. В каком-то диком экстазе. Ты улыбаешься и начинаешь рисовать светлыми красками. Там, в твоей прошлой тюрьме, не было светлых красок. А теперь вот небо и весна завезли тебе пастель. Рисовать его спящим. Петь на всех концертах только ему. Касаться его при любом удобном случае. Отчаянно верить – это всё тебе. Никто не отнимет. Не торопись. Насыщайся медленно. Слышать: - Мике, ты после репетиции к нам? Домой? И уверенно улыбаться. Понятие «мы» ты уже нашёл в словаре.
- Они говорят, что я с тобой сплю. Флоран расстроен и пьёт уже четвёртую чашку кофе. Микеле начинает всерьёз беспокоиться за сердце друга. Помнится, он в своё время чуть не помер после такого количества кофеина. - Тебя это так расстраивает? - Я ненавижу слухи. Фло смешон в своём почти ужасе. Он опускает глаза и смотрит в чашку. Уж какие там неведомые тайны бытия ему открываются, Локонте не знает. Правда, ему не очень и интересно. - Открою тебе большой секрет. Ты популярен. И слухи – всего лишь оборотная сторона этой известности. Микеле жаль друга. По идее, надо что-то говорить, успокаивать, а не забирать чашку и не предлагать сигарету. От курева Фло отказывается и смотрит удивлённо. - Ты же не куришь? - Обычно нет. Голос жалко. - Понятно. Микеле рассеянно допивает кофе из чашки Фло. Не чувствует вкуса, но это же неважно. Важно другое. - Так почему тебя так задела сплетня про… про… - Про нас? Гадость. Фло утыкается горячим лбом в стекло окна и смотрит на улицу. Париж уже оделся в яркие огоньки Рождества. Вот снеговик лезет по стене магазина, а вот снег всё никак не выпадет. Даже обидно. - Гадость. Микеле шваркает чашку на стол. - Ты о слухах? - Я о кофе. Иногда Фло думает о том, что он сейчас просто Сальери. Персонаж на пару сезонов. Микеле – это достаточно известный певец, актёр, продюсер и даже композитор. И Локонте может пару слухов и не заметить. Сам Фло же и состоит только из своей роли, гитары да слухов. Только иногда он перестаёт быть Сальери или придатком к гитаре. Вот в такие моменты, когда Микеле становится просто другом, Фло становится самим собой. Такие метаморфозы происходят всё чаще и чаще. Иногда прямо на спектакле. Какая-нибудь глупая, хулиганская, не заметная зрителям выходка Микеле моментально выбивает из колеи. И хочется улыбаться… - Нет, я не понимаю просто, почему именно про нас с тобой? Почему не про тебя и… ещё кого-нибудь! - Скажи, тебя смущает, так сказать, партнёрство со мной? Или вообще слухи про тебя? Голос у Микеле чуть надтреснутый, будто хриплый со сна. Фло думает о том, что надо отвечать правду. Только правды не знает и он сам. - Будем считать, что я не определился ещё. - Вот когда определишься – и будем решать вопросы. Спасибо за кофе. Было очень невкусно. Микеле совсем не похож на себя, и Фло бы надо в этом разобраться, но, признаться, нет никакого желания. Локонте уже не маленький, сам решит свои проблемы. Если они у него есть…
Интервью в газете почему-то очень задевает Фло. Он и сам не может ответить на вопрос, почему заголовок статьи: «Замечательная невеста Микеле Локонте» заставил Флорана подавиться утренним кофе.
И всё это было. И чумные студенческие вечеринки, где курили всё, что только можно раскурить. И скучные лекции, на которых такие занудные ВВП, ЧНД, ИЧР, инфляция, безработица фактически вскрывали мозг и совсем не помогали по вечерам репетировать. Были и концерты до хрипоты. Были верные друзья. Были ветреные подружки. И томные завтраки с красавицей Мисс университет. И тяжёлые похмелья в чужой квартире, где ты даже не помнишь, с кем из этих людей ты спал… Всё было. На память о тех годах Фло на память остался диплом экономиста-социолога да с десяток телефонов в записной книжке. Фло теперь мало похож сам на себя. Вот на того худого парня в третьем ряду на потрёпанной фотографии. Это называется «разобрать старый хлам». Вытащить наружу собственное прошлое. Такое уже забытое. Мике вертит в руках диплом Фло и явно не знает, что спросить. - Я его не купил. У меня даже есть дипломная работа. Тему не спрашивай, всё равно не вспомню, - Фло сдувает со лба дурацкую прядь отрастающей чёлки и улыбается. - Слушай… Это же профессия… - Мике смотрит почему-то потерянным взглядом и листает уже давно никому не нужную «корочку». - Ну. Я в курсе. - Так чего ж ты попёрся в музыку? Это ж… стабильность. Нормальная жизнь. Это я ничего, кроме того, как рисовать, не умел… - Дурак ты, Мике. Я экономистом и стал только из-за того, что больше ничего не умел. А стабильность… Будет стабильность. На кладбище. Или на пенсии. А пока меня всё устраивает. Не знаю, как тебя… Фло почему-то обижается и уходит на кухню. Курить. Он смотрит в окно на достаточно грязный внутренний дворик. Мадам Дюбуа идёт выгуливать своего пуделя, а он упирается всеми лапами и просится домой… Фло делает ещё одну затяжку и вспоминает, как загибался, пока получал этот грёбанный диплом. Родителям тоже казалось: «стабильность, профессия». А оказалось – скука смертная. Фло вздрагивает, когда неслышно подошедший Мике ткнулся лбом ему между лопатками. - Я не знаю, что не так, но… прости. Наверно, я всё-таки старый и занудный. И устал. - Да ну… Просто ты привык и не ценишь того, что и кто у тебя есть. - Я ценю, Фло. Правда. Мот стоит непривычно прямо и смотрит, как Мадам Дюбуа, закутавшись в чёрный палантин, выходит из дворика. Фло старается не думать, что он сам – олицетворение такой надоевшей Мике нестабильности.
Отпуск. Отпуск. Отпуск. Вот не зря Фло не хотел эти дурацкие каникулы. Знал же, что будет какая-то гадость. И эта гадость оказалась билетом Микеле в Пизу.
- Почему именно туда? - Там тепло. - И всё? - И там живёт одна ragazza… Понимаешь? - Понимаю… Всего одна? Микеле улыбался и заказывал ещё один бокал вина. - Видишь ли… Моя мама, настоящая итальянская мама, хочет, чтобы я завёл себе хорошую девушку. - И? - И я завожу их себе практически каждую ночь. Фло резал тост с утиным паштетом на очень мелкие кусочки.
И вот теперь Фло сидит в заснеженном Париже, пьёт какой-то безвкусный глинтвейн и жуёт отчего-то картонную пиццу. Это не жизнь. А какое-то существование. Отпуск. Существует столько возможностей получать удовольствие от жизни. Например, можно устроить себе тридцать минут славы. Например, пойти в супермаркет, купить какую-нибудь фигню и, расплачиваясь, протянуть девушке-кассиру рекламный проспект с афишей рок-оперы. Ну да. Микеле сколько раз так делал. Потом он очаровательно улыбался, и… Ну, вот. Опять Микеле. Заклинило, что ли… Звонок мобильного кажется практически подарком небес. Даже если это помреж с сообщением о прекращении каникул… - Алло. - А тут снег! Микеле. Ни с чем и ни с кем не перепутаешь. Фло устало опускается в кресло и трёт глаза. - Ты звонишь мне из Италии, чтобы сказать об этом? Дорого же. - Ты отвратительно скучный. Не рад? - Рад. - Я отвлекаю? У тебя там девочка? - Нет. - Мальчик? - Нет. Микеле делает тяжёлый вздох. И шуршит какими-то пакетами. - А что ты делаешь? - Ем пиццу. - Заказал из ресторана? - Разогрел. - У меня сейчас будет инфаркт. Фло, я же говорил тебе о размороженной гадости. Это как макароны с кетчупом. Или чем ты их тогда полил? - И что мне теперь сделать? Выплюнуть? - Можешь выплюнуть. Но сначала открой дверь. Флоран медленно поднимается и зачем-то идёт в коридор, открывает дверь, прекрасно понимая, что это какая-то дурацкая шутка… и оказывается в объятиях Микеле. Он тычется Фло в шею холодным носом. - Ты же… - Я ничего тебе не сказал про Италию. Мике лезет целоваться, а Фло затягивает его в квартиру. - Там сумка! И пакеты с едой. Возмущённый полуписк Микеле заставляет Флорана включить голову и занести вещи в квартиру. - Но почему… - Я подумал, что нельзя дать тебе умереть от неправильной итальянской пищи. А то потом скажут, что я тебя отравил. Микеле снова лезет целоваться. Пробирается холодными руками под свитер Фло и блаженно улыбается. - А если я заболею? - Я тебя поцелую, и всё пройдёт. Фло наконец-то ощущает себя не на сорок лет, а на свои двадцать девять. Или даже на девятнадцать. Наверно, именно так себя чувствует всегда Микеле.
- Так почему ты вернулся? Не для того же, чтобы спасти мой желудок… Микеле всегда быстро засыпает, почти мгновенно. Вот и сейчас он уже почти провалился в сон, когда Фло решился задать вопрос. - Потому что. И уснул. Фло счастливо улыбнулся. Просто. Потому что. Можно спать. Потому что ещё шесть дней отпуска. А под боком спит Микеле. Вот такой вот отпуск. Отпуск. Отпуск. Отпуск.
Мервану ужасно хочется главную роль. Без всяких там вторых составов и вторых планов. Он до икоты уже наелся обязанностью быть в тени. Он курит на крыльце вместе с Фло и слушает байки о том, как «тяжело играть фактически главную роль, как замотали, как…». Мервану больше всего на свете хочется придушить Фло. Ага, и постоянно играть Сальери. Есть только одна проблема. Микеле не играет с Мерваном. Он с ним мучается. Фактически страдает. Особенно смешно играть во время «Vivre…». Масса положительных эмоций. После каждого такого спектакля, когда не выходит Фло, Мерван думает о том, что надо уходить из мюзикла. Ибо на такое надо иметь очень сильные нервы. Вообще-то Мерван добрый. Он это точно знает. Он любит детей, наверно, именно поэтому ещё не придушил Мике вместе с Фло. О том, какие конкретно отношения связывают этих двух любимцев публики, знают все, но все молчат. Но почему-то именно Мервана вечно ставят между ними на всех концертах. Можно подумать, это им помешает кидать друг на друга томные взгляды. Мерван старается не думать, какие конкретно проклятья вечно посылают на его голову друзья. Но однажды Фло превзошёл сам себя. Разругался с Мике, шваркнул дверью и… пришёл в гости к Мервану. Конечно, живут-то рядом. Два часа ночи. У Мервана завтра, кстати, фотосессия для какого-то там журнала. Гримёр повесится, замазывая синяки под глазами. - Вот ты мне скажи, что не так? Фло смотрит тупо в одну точку и отказывается от предложенного виски. - Да всё так. Все ругаются. - Да что ты понимаешь… - Угу. Давай, ещё похами мне. Разбудишь мне Лиз, я тебя с лестницы спущу. Мерван угощает сигареткой и вкусно затягивается. Свалился же на голову…. - Извини. Лиз – твоя… - Угу. Лиз – моя. - Здорово. Мерван, вот чего он бесится? - Завидует. Молодости, красоте и обаянию. Чёрт, Фло, ну ты чего разнылся? Тебе же не семнадцать лет, чтобы так переживать. Спермотоксикоз явно уже не так мучает, - Мерван делает ещё одну затяжку и прислоняется в стене спиной. - Слушай, ты! - О. Сечас пойдут оскорбления, плевки в душу. Это ты ко мне пришёл, а не я к тебе. Фло, уймись. И не пыхти. Завтра вы помиритесь и всё наладится…
Через полчаса Фло получает СМС с просьбой вернуться и убегает в ночь. Мерван закуривает ещё одну сигарету и думает: «Ну, и что это было?». Утром он получит звонок Дова и «радостное» сообщение: «Сегодня играешь Сальери. Моцарт – Нуно». И с каждым разом жизнь Мервана становится всё более интересной и увлекательной.
читать подарок О Любви и удовольствиях Моцарт/Сальери удивительно, но совсем без ангста)))
Просыпаться от пристального взгляда. Долго притворяться спящим, а потом вздрагивать от неожиданного прикосновения холодных пальцев к лицу. Сальери фыркает и открывает глаза, чтобы увидеть какого-то светлого в своей нежности Амадео. Вольфганг растрёпанный и сам ещё до смешного сонный. У него на щеке – след от наволочки. И почему-то от этой нежности и радости у Антонио заходится сердце. Он тянется за поцелуем, но встречает неожиданное сопротивление. - Что не так? - Неправильно это… Конечно, конечно, неправильно. Дико, противоестественно, противно Богу и… и так сладко и желанно. Поэтому Сальери не сердится, а смотрит серьёзно и немножко с состраданием. - Амадео, послушай… А что более неправильно? Шугаться от меня по всем углам? Слушать все эти сплетни и гадости? Сальери завидует Моцарту. Или твёрдо знать, как обстоит дело? И получать удовольствие от жизни… и от меня? Он смотрит сквозь опущенные ресницы и улыбается. Он прекрасно знает, что выберет Амадео. Антонио прекрасно помнит, как дрожал, выгибался и тихо шептал Вольфганг. Сальери знает, на что способен. А ещё он знает, что Амадео уже никуда не сможет уйти. - Я… не знаю. Моцарт уже не мальчишка, конечно, но… в нём столько этой смешной неиспроченности, наивности, как же он дожил с такой ангельской сущностью до двадцати шести лет? Сальери жмурится от яркого солнца, пробивающегося сквозь портьеры, и улыбается. Ему смешно и хорошо рядом с этим чудом. - Я знаю. Амадео, ты же гений. И знаешь это прекрасно, так почему в таком простом искусстве ты так бездарен? Постарайся хоть чуть-чуть овладеть тайной жизни ради удовольствия. Голос тягучий, как сладкое вино, и куда-то завлекающий. Вольфганг не замечает сам, как оказывается прижатым к постели жаркой тяжестью смуглого тела Антонио. Дышать становится пугающе тяжело, а разум начинает предавать…
Сальери смотрит на Моцарта и немножко завидует тому, как блестят глаза. Тонкие губы гения трогает насмешливая улыбка, когда гости рукоплещут Амадео намного сильнее, чем хозяину этого вечера. Сальери пьёт сухое вино из его славной страны и кидает на Вольфганга насмешливо-нежный взгляд. Окружающие всё равно поймут так, как хотят они. И найдут в этом взгляде и зависть, и ревности, и желание убрать со своей дороги яркого мальчишку. Так чего Антонио сейчас скрываться? Амадео играет мягко и вдохновенно. Импровизация на мотивы Антонио Сальери. Хороший подарок хозяину вечера? Мелодия нанизывается на тоненькие цепочки и становится личным амулетом почти атеистически насмешливого итальянца. Вольфганг с каждым днём познаёт новое сладкое искусство – любовь к жизни.
Немного о Бальзаках. Итак, что бы вам рассказать о повадках Бальзаков? Бальзаки - это очень специфические животные, нуждающиеся своеобразном подходе и воспитании. Бальзаки любят:
читать дальше- систематически вскрывать мозг себе и окружающим Исподволь, незаметно, аккуратно капая на мозг и долбя клювом, когда вы не слышите, Бальзак будет доносить до вас истину. Не сопротивляйтесь. Во-первых, бесполезно. Во-вторых, чревато. В-третьих, есть хороший шанс, что это и правда истина (Бальзак прогуглил!) Что делать, когда Бальзак вскрывает мозг себе? Можно постоять рядом и внимательно посмотреть - мозг Бальзака очень интересен. Можно помочь - если вскроете правильно, век будет вам благодарен. Можно погладить по голове и сказать - не перестарайся, пожалуйста, чай справа, одеяло на спинке стула, голова у тебя не квадратная.
- искать проблему там, где нет проблемы Без проблем, как полагает любой уважающий себя Бальзак, жизни не бывает. Не подумайте плохого - Бальзак искренне, от всей души стремится к жизни безо всяких проблем. Но мир очень жесток и несправедлив к ним, ежедневно предоставляя поводы для того, чтобы убедиться - всё плохо. Не надо утешать Бальзаков. Они давно смирились с тем, что все никогда не будет идеально. Они смирились с этим ещё до своего рождения, и попытки их переубедить вызовут у них полное ощущение, что вы - идиот. Зато Бальзакам можно показать красивую птичку или подкинуть для решения логическую задачку - и тогда, есть шансы, на какое-то время он просто забудет о том, как именно все вокруг плохо.
- думать о нужности и ненужности всего сущего Если вы видите на лице Бальзака мечтательно-отстраненное выражение, он думает не о еде (не путать с Гексли!). Бальзак мечтает, размышляет, строит планы. В этот момент Бальзака лучше не трогать. Будет обижен и зол. Можно ходить вокруг, протирать полиролью, менять тарелки с едой и чашки с кофе и заниматься своими делами (у вас наконец-то появится на это время, цените момент, как только Бальзак придет в себя, вы пойдете с ним воплощать планы). Но это в том случае, если он думал о планах, потому что зачастую Бальзакам нравится думать об абстрактных, отстраненных материях. Им правда это нравится. Их не надо спасать, если они начинают с вами разговор о самоубийстве. Им просто интересен какой-либо аспект этого дела.
- перебирать в лапках детальки Бальзак любит мелкие детальки. Во всем. В одежде, в интерьере, в живописи, в музыке, в литературе, в работе. Он собирает много-много мелких деталек, обвивается вокруг них и довольно урчит. В моменты особенного душевного расположения Бальзак обязательно с вами поделится и покажет, что держит в лапках. Но самостоятельно отбирать не рекомендуется.
- фырчать и ластиться (кормленые и спатые Бальзаки!) Это редко состояние Бальзака, но оно с ним случается. Хорошо наетый и наспатый Бальзак в условиях комфортного существования любит обниматься, говорить хорошее, делать наивные глаза и вообще становится исключительно мил и пушист в общении. Рекомендации две: не набрасывайтесь на него с громким гоготом - есть шансы, что он на месте получит разрыв сердца; и не высмеивайте его тонкую нежную натуру, потому что иначе вы перейдете к следующему пункту.
- уходить в эмо-угол и там долго обижаться на весь мир Любимое занятие Бальзака - это нахождение в эмо-углу. Эмо-угол обыкновенно хорошо обустроен и напоминает скорее небольшой одомашненный склеп. Находиться там он может, не слезая со стула на кухне. Запомните несколько правил, облегчающих дальнейшее общение с Бальзаком. Во-первых, нет, вы никогда не поймете, за что он на вас обиделся. Может быть, через месяц. Может, он скажет вам об этом на день рождения. Но шансов немного. Если Бальзак сказал вам, на что он обижен, значит, вы очень долго не замечаете его нахождение в эмо-углу. Во-вторых, не набрасывайтесь на него с громким гоготом, мы уже выяснили, к чему это приводит. Также не рекомендуется переубеждать Бальзака, что все не так и плохо - он и так уже думает, что вы идиот. Птичку показывать тоже не к месту - в эмо-углу Бальзака не бывает птичек. Медленно, поэтапно, посредством сочетания физического контакта и беспорядочных высказываний типа: "Ты хороший. Ты очень хороший. И добрый. И чудесный. Ну давай ты потихоньку высунешь из эмо-угла ногу?" вытаскивать его оттуда. Поскольку Бальзак только этого и ждет, спустя какое-то время он вылезет.
- смотреть большими печальными глазами, нежно поглаживая кувалду за спиной При серьёзных проблемах Бальзак может и въебать. Поверьте, ему есть чем.
- ехидничать Чувство юмора Бальзака может сравниться с очень немногими ТИМами. В основном это черный или саркастический юмор, но развязавшийся пупок вам обеспечен (на эту тему он позже тоже пошутит, после оказания вам первой медицинской помощи). Умейте шутить вместе с Бальзаком. Они это ценят.
- демонстрировать интерес - демонстрировать неинтерес Не меняется почти ничего в поведении Бальзака, но вы достаточно быстро поймете, заинтересован он в вас или нет. И если нет, лучше сейчас его не трогать - Бальзак воспримет это, как давление, и сайгаком метнется к Канадской границе.
- задротничать узнавать что-то новое Интеллектуальные беседы с Бальзаком - услада для ваших ушей, если вы под них не засыпаете. С Бальзаком можно поговорить о чем угодно - от роста моркови в черноземе до музыки Баха, и будьте уверены, он все равно разбирается в этом лучше вас (Бальзак прогуглил!) Но заранее настройтесь на несколько превышающее норму количество умных слов. Ваш лексикон пополнится словами из пяти-шести-семи слогов. Да, Бальзаки - это те, которые кончают на "синхрофазотрон" и "метилпропан".
- лежать на спинке, и чтобы им чесали пузико/лежать на пузике, и чтобы им чесали спинку Медленно, по росту шерсти и довольно ощутимо. Если Бальзак закрыл глаза и прекратил нервно разговаривать с вами, проверяя таким образом, не сделаете ли вы с ним, подставившим уязвимое место, что-нибудь противоестественное - скорее всего, ему хорошо, либо он спит, значит, ему тоже хорошо - не будите спящего Бальзака.
- неспешное течение жизни Настолько неспешное, что про второстепенные для себя вещи типа: есть, спать, выгуливать собаку, стирать пижамку, поливать фикус, прислать документы, ответить на письмо - забывают. Если вы уже кормите, укладываете спать в постиранной пижамке, выгуливая собаку под фикусом и подсовывая ему под нос нужные документы трижды в день (Бальзак может меланхолично кивать и оставлять их лежать, где положили) - вы освоили науку. Если нет, но вам предстоит работа или жизнь с Бальзаком, учитесь.
- ласку, нежность и заботу Бальзак - животное хрупкое. Как даст в лоб, так хрупнешь. Будьте нежнее, этим можно добиться большего, чем размахивания кулаками по столу. Бальзак некоторое время скептически понаблюдает эту картину, потом, если будете сильно утомлять, вставит в уши беруши, а если вы все равно не угомонитесь, уйдет в эмо-угол. После долгого нахождения там постепенно начнет звереть и все-таки в какой-то момент даст в лоб. На нежность, ласку и заботу Бальзаки откликаются нежностью, лаской и заботой. Правда, не всегда. Иногда у них плохое настроение, и вы можете день скакать вокруг с бубном и все-таки получить в лоб. Смиритесь.
- уверенность в завтрашнем дне Все Бальзаки - невротики. Что, кто, когда, почему, кому сказал, зачем, куда мы едем, что теперь будет, сколько сейчас времени, мы точно не опаздываем, ты уже проверял по карте, это седьмого числа, машина сюда поместится? Вы выслушали маленькую часть внутреннего монолога Бальзака. Да, им очень тяжело. Периодически, для успокоения, можно выдавать на этот монолог ответ: "Седьмого числа, в двенадцать часов, мы не опаздываем, сейчас только начало десятого, у меня в машине навигатор, мы едем к моей двоюродной бабушке Наташе, чтобы подарить ей пирог с ревенем на восьмое марта, да, уже апрель, но это лучше, чем никогда, ты всем понравишься, я уже припарковался". Только не делайте так слишком часто, Бальзак подумает, что вы над ним издеваетесь.
- заниматься собственной внешностью Обычно у Бальзаков своеобразный, но хороший вкус. Сопутствующий долгим раздумьям, какое же все-таки взять пальто - черное или белое. На белом красивые пуговицы, но черное практичнее. Бальзак решит сам, это не Достоевский. Но рекомендуется ненавязчиво подталкивать его в сторону того пальто, которое ему больше идет. К сожалению, оценить это самостоятельно Бальзак может не всегда. И не смейтесь над Бальзаком, второй час укладывающим волосы. Ему важно.
- свободу И это, пожалуй, главное, что вам следует знать о Бальзаках.