Проклятье
Моцарт/Сальери
читать дальше
Бог наказывает за дурные поступки, не раз говорил папа, но ведь проклятие – это совсем другое, что-то вроде глухоты. Страшнее глухоты ничего невозможно себе представить. Мальчик содрогнулся от ужаса и чуть не заплакал.
(Д. Вейс. «Возвышенное и земное»)
Все утверждали, что хуже всего на свете – слепота, но это не так, самое главное – способность слышать. Он уже плохо видел, перед глазами все расплывалось, но не ожидал, что потеряет и слух. Теперь он понял, что такое смерть.
Это тишина.
(Д. Вейс. «Возвышенное и земное»)
Это был ад. Самое страшное, что было в жизни. Или это уже не жизнь?(Д. Вейс. «Возвышенное и земное»)
Все утверждали, что хуже всего на свете – слепота, но это не так, самое главное – способность слышать. Он уже плохо видел, перед глазами все расплывалось, но не ожидал, что потеряет и слух. Теперь он понял, что такое смерть.
Это тишина.
(Д. Вейс. «Возвышенное и земное»)
Вольфганг проснулся от тишины. За стенкой не кричал ребёнок, не топала кухарка, Станци не напевала модные арии… НИЧЕГО не было слышно. Амадео попытался что-то сказать, но не услышал сам себя.
Ужас был на грани сумасшествия. Он ничком упал на кровать, спрятал лицо в подушку. Господи, за что?! За что Ты проклял раба своего? Господи, дай ему смерти. Только не проклинай так страшно.
Вошла Станци с какими-то лекарствами. Что-то сказала. Наверно.
Вольфганг лишь тряс головой. Не слышу. И плакал.
Господи, за что ты проклял меня?
Констанция Моцарт никогда не пришла бы к Антонио Сальери, если бы не катастрофа. Поэтому он взволнованно вышел к ней навстречу.
Вольфганг был болен уже неделю. И только сейчас перед Сальери самыми страшными нотами прозвучала мелодия смерти.
- Сеньор Сальери, – фрау Моцарт упала на колени, – я умоляю Вас. Мне не к кому больше обратиться. Найдите лекаря для моего мужа. Я не могу найти средства, я…
Он замер, не в силах сдвинуться с места. Просто смотрел, как жена его любимого человека обливалась слезами, захлёбывалась, умоляла…
Потом он сбросил с себя оцепление, практически насильно её поднял, встряхнул. Вгляделся в красное от слёз лицо.
- Он жив?
Сальери никогда не думал, что когда-нибудь услышит от Констанции такое:
- Лучше бы он был мёртв. Вольфганг ничего не слышит…
Антонио практически перестал держать Констанцию, и она снова упала перед ним на колени.
- Я умоляю Вас… помогите ему…
Господи, прости меня и помилуй меня.
Амадео не мог знать, что в комнату вошёл Сальери. Просто тёплая ладонь коснулась его плеча. Вольфганг поднялся, в безумных глазах мелькнула тень узнавания.
- Ко мне пришла твоя жена.
Лучше бы Сальери молчал. Потому что гримаса боли и страдания исказило лицо Амадео. Из глаз снова полились слёзы.
- Ненавижу! – крикнул Моцарт и вцепился побелевшими пальцами в плечи Антонио. Вольфганг не слышал сам себя. И от этого становилось страшно. Он не слышал даже музыки, которая обычно играла в его воображении. НИЧЕГО не было.
Был только как-то очень быстро постаревший Антонио, сидящий на краешке кровати.
- А я знаю, за что мне это!
Амадео кричал, срывал голос, но не слышал сам себя. Антонио быстро понял и покачал головой: нет, за это нельзя проклясть.
- Да! За нас с тобой. Да!
Моцарт плакал, уткнувшись головой в плечо Сальери.
Господи, Ты же мудр, Ты не будешь наказывать за любовь. Какой бы она ни была…
Лекарь дал какие-то порошки, сделал очередное кровопускание. Велел спать. Амадео не слышал, что надо спать. Просто тишина была такая, что сон пришёл сам.
Утром стало хуже. Начался жар. Перед глазами летали мухи, кровь стучала в висках.
Только вот за стенкой кричал его маленький сын. Кухарка топала, тихо плакала в подушку Станци. И наконец-то пришла мелодия Реквиема.
Господи, Ты услышал…
Сальери слушал мессу. Спаситель с креста смотрел сострадающе. Антонио каждый раз задавал вопрос: почему? За что? Почему именно Моцарт? Ведь он так верил, так любил…
Сеньор Сальери точно знал, что, когда умрёт Моцарт, умрёт что-то и в его душе. Возможно, сама душа уйдёт вместе с Амадео.