Миник.
Мике/Фло
Примечение: один из самых первых миников по чибикам. И первый откровенный слеш по ним. * прсолезился* было ж время... я ползал за каждой ерундой у моему Сальери, старадал... и джаже тогда целиком не посмотрел мюзикл. В общем, это почти ориджинал))
читать дальше
Никакая ярость не может сравниться с любовью, перешедшей в ненависть
> Фло >
Если раньше Фло знал, что он играет, то теперь это знание пропало. Растворилось.
Ненависть осталась.
Зависть играть не получалось. Он играл что-то другое. После каждого спектакля ловил на себе задумчивые взгляды Микеле.
А однажды нарвался на разговор:
- Фло, ты что-то новое нашёл? В Сальери? Ты играешь совсем иначе. Я не понимаю…
И это жалостливое «не понимаю» выбило его из колеи. Будто толкнуло в грудь.
- Не понимаешь? Может, просто не дорос?
Микеле будто споткнулся и взглянул, если не обижено, то настороженно. Фло осталось лишь раздражённо выйти и шваркнуть дверью.
Не понимает… Чёрт, да Фло сам был бы рад понять, что он играет… Как это он сумел «найти что-то новое в Сальери».
И начались поиски. Отчаянные попытки играть по-другому. И получилась вновь не ненависть, а какая-то одержимость.
Одержимость.
Фло понимал только одно: его Сальери по-прежнему замыкает на Моцарте. Точно так же, как и его самого замыкает на Микеле. Когда-то ещё в школе, которая закончилась чёрт знает сколько лет назад, им показывали, что такое «короткое замыкание». Перегорают все предохранители, сжигаются провода. Точно это же происходило сейчас с Фло.
И от этого становилось дико.
«Как мальчишка!» – ругался сам на себя, а потом снова вставал под ледяной душ. Хотелось лечь на дно ванны и утонуть в холодной луже, а вместо этого он шёл играть спектакль. Впервые играл практически до разрыва аорты.
Можно было бы, конечно, схватить Микеле за плечи, и затащить в какую-нибудь гримёрку, и…
А вот теперь самый интересный вопрос: «и что?». Дальше-то что? Это ведь и будет тем самым «замыканием». Именно поэтому оставалось только радоваться созданному образу «буки» и пытаться пережить эту одержимость.
Ненависть сжигает. Уничтожает изнутри, уродует сердце, разум; меняет состав крови, превращает её в кислоту. Ничего не помогает: хочется либо выть, либо петь. До крови содраны пальцы, гитара становится единственным верным спутником. Все остальные могут предать. Не сейчас, конечно. Просто все остальные – предатели в перспективе.
Замыкание происходит в один из вечеров. После представления Микеле отмахнулся от режиссёра, который пытался сказать что-то о рассеянности актёра, и направился к изнеможенному Фло. Подошёл, резко схватил за плечи и как-то зло прошептал:
- Я понял, что ты играешь.
- Костюм порвёшь. И что же?
Ответом послужил неожиданно яростный и злой поцелуй. А потом тихое и почти обречённое:
- Так ведь играть ненависть намного легче, да?
Почти сразу же после окончания спектакля – очередное интервью. Им даже не дают снять грим, так и тащат, задают глупые вопросы. И совершенно неважно, какие.
Есть просто шальные, ласковые и радостные глаза Фло. Есть уставший и замученный Микеле. Больше ничего.
Фло не знает, легче ли играть теперь ненависть, но жить точно легче.
Всемогущий, ты выдумал пару рук,
сделал,
что у каждого есть голова,—
отчего ты не выдумал,
чтоб было без мук
целовать, целовать, целовать?!
Микеле
Микеле тридцать семь лет, а играет он семнадцатилетнего Моцарта.
Микеле слабее Фло по голосу, но играет гения.
Микеле закалённый любовью публики и умеет смотреть так, чтобы все знали, насколько он оптимистичен, радостен и восторжен.
Наверно, именно поэтому он стоит перед открытым окном в квартире своего лучшего друга и смотрит на парижские огни сквозь бокал вина. Хочется не то удавиться, не то просто выспаться. Не хочется только одного – улыбаться.
- Если я знаю тебя хорошо, то не ошибусь, сказав, что ты снова влюбился…
Микеле не надо поворачиваться, чтобы понять: над ним почти смеются. Он бы и сам посмеялся.
- Ты плохо меня знаешь. Мужчина, Вы кто? Выйдите и закройте дверь, - он всё-таки улыбается и допивает вино. Оно кажется ему дико кислым. Чёрт бы побрал этих французов с их вечными сухими винами…
- Что случилось в таком случае?
- Мой партнёр играет какую-то хрень.
- Эта брюнеточка? Не далее, как вчера ты восхищался…
- Я же сказал: «партнёр». Флоран.
Надо бы прекратить этот идиотский разговор. Просто надо же хоть с кем-то обсудить. Может, хоть что-то прояснится. Потому что если не разобраться, то надо уходить из рок-оперы. А впереди, говорят, ещё один сезон. Будет жаль.
- Это тот, который…
- Который Сальери. Такое ощущение, что он играет что-то другое. Ошибся сценой.
Раздражение, накопившееся за несколько дней, только усиливалось. К нему примешивалось чувство какой-то безнадёжности.
- Ты довёл парня до ручки. Как тебе не стыдно, взрослый дядя, а так себя ведёшь!
Микеле закрыл глаза и попытался досчитать до пяти. Убьёшь лучшего друга – легче не станет.
- Ему скоро тридцать. Не такой уж и «парень».
- Тогда ты просто ему завидуешь. Вот и придираешься.
- Спасибо тебе большое, что б я без тебя делал! Друг называется ещё…
Осень в Париже сырая, совсем не такая, как в любимой Пизе… Микель иногда вспоминал те смешные дни, когда он ни слова не понимал по-французски. Лучше бы не понимал, легче было бы, наверно.
Хотя он и сейчас, наверно, не понимает. Взрослый мужик, даром что скачет по сцене молодым козликом, а всё туда же – пытается понять сложную французскую душу.
Нет, это Фло можно играть, не опираясь на партнёра. Он «открытие года», зелёный ещё совсем. Микеле не может играть «вслепую».
А с Фло, действительно, что-то происходит. Он стал дёрганый, совсем нервный, нетерпимый. Раньше можно было обнять на репетиции, шутливо ткнуться головой в плечо, а теперь Фло дёргается и шарахается. Как от прокаженного.
Прокажённый.
Микеле хочется стукнуть Фло чем-нибудь тяжёлым по голове во время одного из представлений. Первую часть отыграли шикарно, спокойно, без надрыва. Во втором появился Фло. Тут можно было опускать занавес. Потому что в этот раз мозг отключился и у Микеле.
Что он играет?
Как?
Что тут, чёрт побери, происходит?
Хуже всего стало на «Vivre à en crever». Микеле делал шаг, Фло делал два шага от него. Получалось, что умирающий Моцарт бегает за Сальери. Вот кто так играет?
И тут вдруг пришла глупая идея. Микеле почувствовал, как под гримом появляется румянец, щёки моментально буквально зажгло.
Подумалось, что Фло так издевается. Специально это делает, изводит. Может быть, просто ненавидит.
На ненависть надо отвечать только ненавистью. Ненавидеть Фло не хотелось… хотелось врезать, может быть. Хотелось играть с ним, хотелось… целовать.
А вот ненавидеть – нет.
С трудом доиграл спектакль, а потом помчался за кулисы. Схватил Фло за плечи, с силой приложил его спиной о стену и прижался к губам. До боли, до одури. Хотелось почувствовать в себе такую же ненависть. Но не получалось. Никак.
После было интервью. Что-то спрашивали, тормошили. И впервые хотелось послать всё далеко и надолго. Всех ведущих, зрителей, радостно улыбающегося Фло…
Кстати, чему он так улыбается?
Смешно?
Или может быть…
Может быть, Микеле не так уж плохо и целуется?
И на искушенных губах появилась привычная улыбка.