[Charlston]

Сакурайба
Другая действительность



И выходишь на сцену каждый раз, как в первый. Выходишь к ним, будто голый, и говоришь: мы делаем вас счастливыми? Стоишь такой пафосный и красивый в своем уникальном сценическом костюме, а у самого дрожат абсолютно все внутренности. Голос дрожит так, что кажется, будто сейчас тебя абсолютно все закидают помидорами. Но никто ничего не замечают, они не видят, как айдола трясет, как в лихорадке. Они же ничего не видят, хотя и смотрят во все глаза.
Не замечают даже те, кто говорят, что ненавидят Сакурая Шо. Они видят выдуманный ими же роман с бедной Кейко, но в упор не хотят замечать, как ты боишься. Ты не самый плохой актер, кажется, хотя тебя и зовут «бревнышком».
На эту тему ты уже пару раз напился в одиночестве, ненавидя это чертово негибкое тело. И только Айба заставляет тебя примиряться с этой неуклюжей оболочкой. Потому что только он может так целовать и так любить, что ты просто не позволяешь себе всерьез предъявлять претензии к телу.
Айба всегда примиряет тебя с действительностью. Уговаривает иногда будто: давай, Шо, не упрямься, натягивай ее на себя. Пусть колется, пусть трет у шеи, но все-таки в ней тепло. Она тебе так к лицу, что ты капризничаешь? Хочешь ту действительность, где нет подъемов в четыре утра? Хочешь, чтобы не надо было за месяц худеть на десять килограмм? Хочешь, чтобы можно было целовать любимого человека? Хочешь, чтобы у тебя экзамены принимали в тишине, а не под шепоток фанатов? Боже, Шо, что ты, как маленький?
Ты разве ж хочешь эту удобную реальность? Которая не колет и не давит? Ту самую, в которой нет Арашей? Нет этих концертов. Нет этого холодка внизу живота, когда страшно выходить на сцену. Нет Айбы.
Ту самую реальность, в которой Сочельник – это всего лишь Сочельник? В которой ты не просыпаешься в три часа ночи от того, что на тебя смотрит Масаки. Ты сонно щуришься, улыбаешься и поздравляешь его с днем рождения.
- Ты почему не спишь?
- Мне тридцать один.
- Ага. Совсем большой.
- Западными цифрами если записать, то это, как тринадцать, да?
- Да. Ты чего?
- А мы познакомились в тринадцать. Уму не постижимо…
Ты качаешь головой, подминаешь под себя Масаки и командуешь: спим.
И вы спите, вам жарко становится, вы откатываетесь на разные края кровати, а потом слепыми котятами ползете друг к другу. Чтобы под утром Айба спихнул тебя с кровати с сонным «ой, уйди». Ему тридцать один, и тебе тридцать один. Вы одного возраста всего один месяц в году, но этот месяц почему-то особенно ценен. Будто Айба, который по сути намного старше тебя, становится к тебе еще ближе.
Правда, возможно ли быть ближе, чем сейчас? Чем в этой реальности, в которой есть утро в четыре утра, жесткие диеты, полное отсутствие сил на секс в тридцать один год… Ни в какой другой реальности ты не будешь к нему ближе, а значит, что никакая другая реальность не имеет права на существование.
Ради этой реальности ты каждый раз выходишь на сцену, как в первый. И каждого фаната в зале любишь за то, что за них и держится вся эта ваша действительность. Будто они гвоздики, на которые в бедных семьях вешают шторки на окна.