Наш девиз не победим! Слэшим всех, кого хотим!
я по-прежнему люблю этот текст. И хочу его поднять
Опера
Моцарт/Сальери
читать дальше1.
Вольфганг Моцарт счастлив. Завтра будет премьера его оперы. И это будет… Изумительно. Нет. Это будет так, что ни один болван, ничего не смыслящий в музыке, ощутит всю полноту счастья, любви, ужаса, страдания… Но всё равно это будет счастьем.
Станци очаровательна, нежна и светла. Она щебечет с кем-то из гостей и в то же время выглядит так упоительно скромно, что все присутствующие в неё влюблены. Но Вольфгангу нужно сегодня не она. Он не дописал оперу. Это его мучило бы, если он не знал: обязательно напишет сегодня ночью.
Всё, что ему нужно, – эта ночь.
Поэтому Амадео целует Станци в висок (пара гостей морщится из-за явного нарушения этикета, Моцарт не будет их больше приглашать), выпивает стакан пунша, извиняется и просит разбудить его через пять часов.
- Простите, но мне надо дописать партитуры к опере. До завтра, господа.
Вольфганг практически бежит в свою комнату. Резко закрывает дверь в спальню и всё равно вздрагивает от голоса:
- Амадео, очень надеюсь, ты объяснишься.
Сальери спокоен и как-то томно разнежен. Сегодня он без вечного парика. Чёрные волосы с чуть заметной проседью небрежно схвачены лентой. Камзол сброшен и валяется на кресле, как скинутая шкура неведомого животного. Галстук тоже снят, а ворот рубашки максимально расстёгнут.
На самом деле, ничего объяснять не надо, Сальери всё сам понял. Но ему надо услышать.
- Видишь ли, Антонио… Я не дописал оперу… - Моцарт снимает камзол и принимается расстёгивать манжеты.
- Я знаю. Я тут каким боком? Это что за записки: «Сегодня после семи. У меня в спальне. Через окно». Амадео! Через окно?! Мне не пятнадцать лет, даже не двадцать. И не двадцать пять, - Сальери чуть улыбается уголком губ и говорит резким, несколько противным голосом. Специально.
- У меня были гости. Ты хотел бы пройти ко мне в спальню под пристальным взглядом венской богемы и моей жены?
Моцарт снимает надоевший парик, и Антонио никак не может отвести взгляд от рыжеватого золота волос.
Сальери, наплевав на все правила, сидит прямо на кровати, поэтому ему легко взять за запястья своего гениального любовника и резко потянуть его на себя. Амадео лишается равновесия и фактически падает на распластанного Антонио.
- Сколько времени?
- Станци придёт через пять часов.
- Я когда-нибудь тебя отравлю, - фактически стонет в самые губы Антонио.
- Буду счастлив…
Тонкая шёлковая рубашка чуть не рвётся, когда Моцарт стаскивает её с Антонио. Пробегается пальцами по смуглому торсу, тянется целовать тёплую кожу, проходится языком… Сальери теряет себя и становится практически мягкой глиной в руках искусного ремесленника.
Антонио задыхается и еле слышно то ли стонет, то ли просит, то ли… Моцарт не разбирается сейчас в мелодиях, он слышит всю музыку целиком. Вот он стягивает с Сальери оставшуюся одежду. Такую тесную и неудобную. Быстро раздевается сам. На удивление быстро. Прижимается обнажённым телом к Антонио, вжимается сильно-сильно в попытке стать единым целым.
Сальери вдруг перехватывает инициативу, перекатывается, подминает под себя любовника и шепчет:
- Нечестно, Амадео.
И сползает ниже…
Моцарт слышит какую-то иную музыку, когда мир разбивается на сотни осколков.
- Куда?! А я? – обиженно спрашивает покинутый Сальери, когда Вольфганг резко поднимается, накидывает халат и выходит из спальни в кабинет.
- Прости. Опера.
Антонио со стоном падает на подушки…
Молва говорит, что Сальери ненавидит Моцарта.
Вот сейчас – точно ненавидит.
2.
Сеньор Сальери предпочитает кофе без сахара. Он пьёт его маленькими аккуратными глотками. Лакей склоняется в учтивом поклоне и приносит письма. Ровно в десять утра. Безнадёжно рано для венской богемы, достаточно поздно для Антонио Сальери. Хорошая бумага разрезается серебряным ножичком… Композитор прекрасно знает, что сегодняшний день будет ужасным. Множество дел, множество встреч. И апофеозом дня станет приход Вольфганга Амадео Моцарта. А в том, что это чудо музыкальной жизни придёт, Антонио не сомневается. Он готов поставить на кон свой лучший парик, что Моцарт явится выяснять отношения.
Хотя будь воля Сальери, он бы его на порог бы не пустил. Недели две.
А Вена шумит. Вена возмущена и даже радостна. Композитор Сальери освистал оперу композитора Моцарта. Ненависть! Зависть! Уродство! Злость! Что может быть слаще для публики? И Сальери раскланивается с каждым зрителем, с каждым дотошным любителем музыки, засыпающем на каждом концерте. Антонио Сальери нынче на сцене сам. И ведёт своё соло идеально. Он не фальшивит и не сбивается с ритма. Берёт ту самую тональность, что написана в его партитурах. Он мог бы играть с закрытыми глазами. Как играл тогда тот мальчик, который приехал в Италию со своим отцом… Только у Антонио Сальери очень редкий инструмент: собственная душа. И струны на ней могут порваться в любой момент. Они слишком перетянуты обидой, любовью и, надо признать, завистью к таланту.
Сальери ждёт Моцарта, как ждут казни. С ужасом. И надеждой на скорое избавление.
Амадео приходит в два часа по полудню. Строгий. Напряжённый. Без весёлого блеска в глазах. Он тоже ведёт своё соло без ошибок, как всегда.
- Герр Сальери, я просил Вас об аудиенции.
Голос точен, чуть хрипловат и идеально подходит под звенящую тишину.
- Мы на «вы»?
- Я счастлив, что Вы уделили мне время. Я не задержу Вас. Мне необходимо знать, почему Вы освистали премьеру моей оперы. Вы сочли её бездарной?
Сальери думает, что если бы его хлестали кнутом, как хлещут лошадей, то ему было бы не так унизительно и больно. Струны его собственной души наконец-то начинают рваться. Но он не позволяет себе сбиться с ритма и тональности. Концерт в самом разгаре.
- Ваша опера слишком сложна для понимания публики. Вы обязаны думать о ней, когда пишите оперы для постановки в нашем театре. К тому же, некоторые моменты явно писались ночью. Это нельзя не заметить.
- Антонио… Так ведь все поняли. Она проста, ты не мог не понять!
- А ты не мог не понять, что её можно было написать чуть позже?
Моцарт по-мальчишески краснеет и отворачивается. Ему не стыдно, его ведь звала музыка… Просто он вдруг понимает причину собственного провала, и ему становится до истерики смешно. Антонио внешне спокоен и строг, хотя в душе кипит тот, прошлый стыд. Никогда так унизительно он себя не ощущал. Будто дешёвая шлюха. Благо, клиентом был знаменитый композитор.
- Сальери, я… Это же разные вещи. Это тело, а то… то музыка. Ты освистал музыку, любовь! Чёрт побери, я же не просто так это услышал. А потому что ты…
- Амадео. Что ты хочешь? Чтобы я публично извинился? Такого не будет. Ты хотел понять, почему? Ты понял. Опера изумительна. Мне очень лестно, что я так вдохновляю. Прошу, иди к жене, к друзьям, к кому-нибудь. У вас есть о чём поговорить, обсудите завистливого Сальери. А у меня очень много дел.
Моцарт недолго молчит, потом разворачивается на каблуках и выходит вон.
- Всё-таки Вы не гений, Антонио, Вы ничего не поняли, что я хотел сказать тем отрывком. Я думал, Вы рождены божеством музыки. А оказалось, что вы просто человек…
Сальери сжимает в руке серебряный ножик для писем, и на листы с партитурами падают капли крови.
Антонио совсем не пишет музыку. И это мучительно неправильно. Он встречается с людьми, отказывает бездарям, слушает жалобы прим, не обращает внимание на вечные сплетни. Сальери всегда собран и серьёзен. Ему сорок один. Он иногда думает о том, что слишком устал.
Он усмехается, когда фрау Ланге оправляет юбки и старается кокетничать с ним. Конечно же, роль будет её. В принципе, роль и так была бы её. Но фрау сама предложила… разве мог Сальери отказать ей?
Говорят, что фрау Ланге – единственная любимая женщина Моцарта. Сальери запрещает себе думать об этом и провожает Алоизию до дверей. Холодно кивает на прощанье и уходит обратно, к себе в кабинет.
В комнате пахнет похотью и сладкими духами фрау Ланге. Сальери с ненавистью распахивает окна. Ему душно и тошно. Через три дня премьера «Волшебной флейты».
Премьера Моцарта… И мысли снова возвращаются к нему. Конечно, Сальери скучал. Казалось, что его лишили самого себя. Сняли кожу и выставили на посмешище. И с тех пор жизнь стала каким-то бредом. Существование, в котором музыка пишется по приказу. Практически по щелчку кнута. Рабская музыка не может быть гениальной.
Амадео…
И можно было бы написать письмо, умолять, просить. Только вот гордость сильнее всех грехов. И та глупость, которая всё испортила, уже забыта. А в горле, подобно рыбной кости, стоит обида. Которая и прошла бы. Если бы не другая: Моцарт даже не пытался хоть что-то изменить.
Антонио пришлось узнавать самому, что Амадео уехал из Вены. Сначала Германия с этой бредовой войной. А потом Чехия. И дикие, обидные слухи. Говорят, Моцарт отзывается о Сальери, как о завистнике. Говорят, Моцарт считает Антонио виновным во всех своих бедах. Говорят…
Говорят, Антонио Сальери скоро сойдёт с ума от зависти.
Говорят…
Сальери вдыхает терпкий осенний воздух. Ему больше всего на свете хочется сейчас кликнуть экипаж, поехать в Моцартам. Но нельзя. У Вольфганга, говорят, родился сын. Амадео так мечтал о ребёнке… И Сальери смотрит, как на землю падают тяжёлые капли осеннего дождя.
- Герр Сальери, Вам письмо.
Антонио приказывает положить на стол и слышит тихое лакейское:
- От герра Моцарта.
4.
Сальери волнуется так, будто предстоит премьера его первой оперы. Он долго не может застегнуть манжеты, возится мучительно долго с воротником, а потом всё-таки приказывает слуге помочь.
Антонио улыбается собственному отражению в зеркале. Ему нестерпимо важно знать, как он выглядит. Постарел за эти годы? Конечно, вот морщин стало больше. И волосы почти совсем седые… Благослови всех модников, что не дают отказаться о париков…
И он всё время думает о том, как сейчас выглядит Амадео? Он устаёт, наверно… А значит, синяки под глазами… Сальери прекрасно обойдётся тем, что просто увидит его. Ему даже можно не говорить с ним, лишь бы увидеть.
5.
В зале душно и шумно. Шуршат юбки, ведутся какие-то разговоры. Сальери скучает и наблюдает за тем, как фрейлин Катц старается незаметно от отца оголить хорошенькое плечико. У Антонио болит голова, на виске беспокойной венкой бьётся ожидание начала премьеры. Он буквально ощущает тревогу Моцарта. По крайней мере, он догадывается, что за сценой Амадео не находит себе места и меряет помещение широкими шагами.
6.
То, как он кричал «браво», Сальери не помнит. Помнит лишь восторг. Лишь шальные глаза Амадео. Безумные и лихорадочно голубые. Всё пропало. И усталость, и слухи, и фрейлин Катц, и свои года, и столько сумасшедше неправильных дней глупой разлуки… Ничего не существовало, только музыка. Гениальная и яркая. Её невозможно будет передать. Только предать, но за это сгоришь в самом жарком огне ада.
За такую музыку Моцарта точно простят там, на небесах. И возьмут к себе в рай. Или устроят самый страшный ад на земле, ведь он наверняка украл у Бога Его музыку.
7.
После премьеры Сальери ловит Моцарта на улице. Хватает за холодные руки и шепчет что-то глупое и совершенно неважное.
- Прости. Прости меня. Ты гений, Амадео. Прости…
И чувствует, не слышит, как тихо смеётся Моцарт. Становится так тепло и ярко, как не было за эти годы ни разу.
- Я вернулся.
И воздухе льётся такая радостная, лиричная музыка, что её надо бы срочно написать… Но Сальери всего лишь человек, он не может сейчас уйти.
- Я скучал.
8.
Простыни почему-то чуть шершавые, и каждое движение причиняет коже какие-то несправедливые страдания. Амадео выгибается, сходит с ума, слышит музыку. Тонкие пальцы сжимают грубые простыни.
По телу пьяной истомой бежит наслаждение. Антонио делает последнее самое сладкое движение и со стоном падает на простыни.
- Вот теперь – с возвращением…
Амадео улыбается и утыкается носом в плечо Антонио. Теперь всё правильно
9.
- Я вот наконец-то стану богатым и известным.
- И?
- Куплю себе нормальный дом. И ты будешь приезжать к нам. Или я буду приезжать к тебе.
- И?
- Я буду писать музыку. Доживём до глубокой старости. Ты женишься, заведёшь детей.
- Так всё и будет. Только ты не болей.
- Не буду. Я тебя переживу. Точно.
Опера
Моцарт/Сальери
читать дальше1.
Вольфганг Моцарт счастлив. Завтра будет премьера его оперы. И это будет… Изумительно. Нет. Это будет так, что ни один болван, ничего не смыслящий в музыке, ощутит всю полноту счастья, любви, ужаса, страдания… Но всё равно это будет счастьем.
Станци очаровательна, нежна и светла. Она щебечет с кем-то из гостей и в то же время выглядит так упоительно скромно, что все присутствующие в неё влюблены. Но Вольфгангу нужно сегодня не она. Он не дописал оперу. Это его мучило бы, если он не знал: обязательно напишет сегодня ночью.
Всё, что ему нужно, – эта ночь.
Поэтому Амадео целует Станци в висок (пара гостей морщится из-за явного нарушения этикета, Моцарт не будет их больше приглашать), выпивает стакан пунша, извиняется и просит разбудить его через пять часов.
- Простите, но мне надо дописать партитуры к опере. До завтра, господа.
Вольфганг практически бежит в свою комнату. Резко закрывает дверь в спальню и всё равно вздрагивает от голоса:
- Амадео, очень надеюсь, ты объяснишься.
Сальери спокоен и как-то томно разнежен. Сегодня он без вечного парика. Чёрные волосы с чуть заметной проседью небрежно схвачены лентой. Камзол сброшен и валяется на кресле, как скинутая шкура неведомого животного. Галстук тоже снят, а ворот рубашки максимально расстёгнут.
На самом деле, ничего объяснять не надо, Сальери всё сам понял. Но ему надо услышать.
- Видишь ли, Антонио… Я не дописал оперу… - Моцарт снимает камзол и принимается расстёгивать манжеты.
- Я знаю. Я тут каким боком? Это что за записки: «Сегодня после семи. У меня в спальне. Через окно». Амадео! Через окно?! Мне не пятнадцать лет, даже не двадцать. И не двадцать пять, - Сальери чуть улыбается уголком губ и говорит резким, несколько противным голосом. Специально.
- У меня были гости. Ты хотел бы пройти ко мне в спальню под пристальным взглядом венской богемы и моей жены?
Моцарт снимает надоевший парик, и Антонио никак не может отвести взгляд от рыжеватого золота волос.
Сальери, наплевав на все правила, сидит прямо на кровати, поэтому ему легко взять за запястья своего гениального любовника и резко потянуть его на себя. Амадео лишается равновесия и фактически падает на распластанного Антонио.
- Сколько времени?
- Станци придёт через пять часов.
- Я когда-нибудь тебя отравлю, - фактически стонет в самые губы Антонио.
- Буду счастлив…
Тонкая шёлковая рубашка чуть не рвётся, когда Моцарт стаскивает её с Антонио. Пробегается пальцами по смуглому торсу, тянется целовать тёплую кожу, проходится языком… Сальери теряет себя и становится практически мягкой глиной в руках искусного ремесленника.
Антонио задыхается и еле слышно то ли стонет, то ли просит, то ли… Моцарт не разбирается сейчас в мелодиях, он слышит всю музыку целиком. Вот он стягивает с Сальери оставшуюся одежду. Такую тесную и неудобную. Быстро раздевается сам. На удивление быстро. Прижимается обнажённым телом к Антонио, вжимается сильно-сильно в попытке стать единым целым.
Сальери вдруг перехватывает инициативу, перекатывается, подминает под себя любовника и шепчет:
- Нечестно, Амадео.
И сползает ниже…
Моцарт слышит какую-то иную музыку, когда мир разбивается на сотни осколков.
- Куда?! А я? – обиженно спрашивает покинутый Сальери, когда Вольфганг резко поднимается, накидывает халат и выходит из спальни в кабинет.
- Прости. Опера.
Антонио со стоном падает на подушки…
Молва говорит, что Сальери ненавидит Моцарта.
Вот сейчас – точно ненавидит.
2.
Сеньор Сальери предпочитает кофе без сахара. Он пьёт его маленькими аккуратными глотками. Лакей склоняется в учтивом поклоне и приносит письма. Ровно в десять утра. Безнадёжно рано для венской богемы, достаточно поздно для Антонио Сальери. Хорошая бумага разрезается серебряным ножичком… Композитор прекрасно знает, что сегодняшний день будет ужасным. Множество дел, множество встреч. И апофеозом дня станет приход Вольфганга Амадео Моцарта. А в том, что это чудо музыкальной жизни придёт, Антонио не сомневается. Он готов поставить на кон свой лучший парик, что Моцарт явится выяснять отношения.
Хотя будь воля Сальери, он бы его на порог бы не пустил. Недели две.
А Вена шумит. Вена возмущена и даже радостна. Композитор Сальери освистал оперу композитора Моцарта. Ненависть! Зависть! Уродство! Злость! Что может быть слаще для публики? И Сальери раскланивается с каждым зрителем, с каждым дотошным любителем музыки, засыпающем на каждом концерте. Антонио Сальери нынче на сцене сам. И ведёт своё соло идеально. Он не фальшивит и не сбивается с ритма. Берёт ту самую тональность, что написана в его партитурах. Он мог бы играть с закрытыми глазами. Как играл тогда тот мальчик, который приехал в Италию со своим отцом… Только у Антонио Сальери очень редкий инструмент: собственная душа. И струны на ней могут порваться в любой момент. Они слишком перетянуты обидой, любовью и, надо признать, завистью к таланту.
Сальери ждёт Моцарта, как ждут казни. С ужасом. И надеждой на скорое избавление.
Амадео приходит в два часа по полудню. Строгий. Напряжённый. Без весёлого блеска в глазах. Он тоже ведёт своё соло без ошибок, как всегда.
- Герр Сальери, я просил Вас об аудиенции.
Голос точен, чуть хрипловат и идеально подходит под звенящую тишину.
- Мы на «вы»?
- Я счастлив, что Вы уделили мне время. Я не задержу Вас. Мне необходимо знать, почему Вы освистали премьеру моей оперы. Вы сочли её бездарной?
Сальери думает, что если бы его хлестали кнутом, как хлещут лошадей, то ему было бы не так унизительно и больно. Струны его собственной души наконец-то начинают рваться. Но он не позволяет себе сбиться с ритма и тональности. Концерт в самом разгаре.
- Ваша опера слишком сложна для понимания публики. Вы обязаны думать о ней, когда пишите оперы для постановки в нашем театре. К тому же, некоторые моменты явно писались ночью. Это нельзя не заметить.
- Антонио… Так ведь все поняли. Она проста, ты не мог не понять!
- А ты не мог не понять, что её можно было написать чуть позже?
Моцарт по-мальчишески краснеет и отворачивается. Ему не стыдно, его ведь звала музыка… Просто он вдруг понимает причину собственного провала, и ему становится до истерики смешно. Антонио внешне спокоен и строг, хотя в душе кипит тот, прошлый стыд. Никогда так унизительно он себя не ощущал. Будто дешёвая шлюха. Благо, клиентом был знаменитый композитор.
- Сальери, я… Это же разные вещи. Это тело, а то… то музыка. Ты освистал музыку, любовь! Чёрт побери, я же не просто так это услышал. А потому что ты…
- Амадео. Что ты хочешь? Чтобы я публично извинился? Такого не будет. Ты хотел понять, почему? Ты понял. Опера изумительна. Мне очень лестно, что я так вдохновляю. Прошу, иди к жене, к друзьям, к кому-нибудь. У вас есть о чём поговорить, обсудите завистливого Сальери. А у меня очень много дел.
Моцарт недолго молчит, потом разворачивается на каблуках и выходит вон.
- Всё-таки Вы не гений, Антонио, Вы ничего не поняли, что я хотел сказать тем отрывком. Я думал, Вы рождены божеством музыки. А оказалось, что вы просто человек…
Сальери сжимает в руке серебряный ножик для писем, и на листы с партитурами падают капли крови.
Моцарту остаётся жить четыре года.
3.Антонио совсем не пишет музыку. И это мучительно неправильно. Он встречается с людьми, отказывает бездарям, слушает жалобы прим, не обращает внимание на вечные сплетни. Сальери всегда собран и серьёзен. Ему сорок один. Он иногда думает о том, что слишком устал.
Он усмехается, когда фрау Ланге оправляет юбки и старается кокетничать с ним. Конечно же, роль будет её. В принципе, роль и так была бы её. Но фрау сама предложила… разве мог Сальери отказать ей?
Говорят, что фрау Ланге – единственная любимая женщина Моцарта. Сальери запрещает себе думать об этом и провожает Алоизию до дверей. Холодно кивает на прощанье и уходит обратно, к себе в кабинет.
В комнате пахнет похотью и сладкими духами фрау Ланге. Сальери с ненавистью распахивает окна. Ему душно и тошно. Через три дня премьера «Волшебной флейты».
Премьера Моцарта… И мысли снова возвращаются к нему. Конечно, Сальери скучал. Казалось, что его лишили самого себя. Сняли кожу и выставили на посмешище. И с тех пор жизнь стала каким-то бредом. Существование, в котором музыка пишется по приказу. Практически по щелчку кнута. Рабская музыка не может быть гениальной.
Амадео…
И можно было бы написать письмо, умолять, просить. Только вот гордость сильнее всех грехов. И та глупость, которая всё испортила, уже забыта. А в горле, подобно рыбной кости, стоит обида. Которая и прошла бы. Если бы не другая: Моцарт даже не пытался хоть что-то изменить.
Антонио пришлось узнавать самому, что Амадео уехал из Вены. Сначала Германия с этой бредовой войной. А потом Чехия. И дикие, обидные слухи. Говорят, Моцарт отзывается о Сальери, как о завистнике. Говорят, Моцарт считает Антонио виновным во всех своих бедах. Говорят…
Говорят, Антонио Сальери скоро сойдёт с ума от зависти.
Говорят…
Сальери вдыхает терпкий осенний воздух. Ему больше всего на свете хочется сейчас кликнуть экипаж, поехать в Моцартам. Но нельзя. У Вольфганга, говорят, родился сын. Амадео так мечтал о ребёнке… И Сальери смотрит, как на землю падают тяжёлые капли осеннего дождя.
- Герр Сальери, Вам письмо.
Антонио приказывает положить на стол и слышит тихое лакейское:
- От герра Моцарта.
4.
Сальери волнуется так, будто предстоит премьера его первой оперы. Он долго не может застегнуть манжеты, возится мучительно долго с воротником, а потом всё-таки приказывает слуге помочь.
Антонио улыбается собственному отражению в зеркале. Ему нестерпимо важно знать, как он выглядит. Постарел за эти годы? Конечно, вот морщин стало больше. И волосы почти совсем седые… Благослови всех модников, что не дают отказаться о париков…
И он всё время думает о том, как сейчас выглядит Амадео? Он устаёт, наверно… А значит, синяки под глазами… Сальери прекрасно обойдётся тем, что просто увидит его. Ему даже можно не говорить с ним, лишь бы увидеть.
5.
В зале душно и шумно. Шуршат юбки, ведутся какие-то разговоры. Сальери скучает и наблюдает за тем, как фрейлин Катц старается незаметно от отца оголить хорошенькое плечико. У Антонио болит голова, на виске беспокойной венкой бьётся ожидание начала премьеры. Он буквально ощущает тревогу Моцарта. По крайней мере, он догадывается, что за сценой Амадео не находит себе места и меряет помещение широкими шагами.
6.
То, как он кричал «браво», Сальери не помнит. Помнит лишь восторг. Лишь шальные глаза Амадео. Безумные и лихорадочно голубые. Всё пропало. И усталость, и слухи, и фрейлин Катц, и свои года, и столько сумасшедше неправильных дней глупой разлуки… Ничего не существовало, только музыка. Гениальная и яркая. Её невозможно будет передать. Только предать, но за это сгоришь в самом жарком огне ада.
За такую музыку Моцарта точно простят там, на небесах. И возьмут к себе в рай. Или устроят самый страшный ад на земле, ведь он наверняка украл у Бога Его музыку.
7.
После премьеры Сальери ловит Моцарта на улице. Хватает за холодные руки и шепчет что-то глупое и совершенно неважное.
- Прости. Прости меня. Ты гений, Амадео. Прости…
И чувствует, не слышит, как тихо смеётся Моцарт. Становится так тепло и ярко, как не было за эти годы ни разу.
- Я вернулся.
И воздухе льётся такая радостная, лиричная музыка, что её надо бы срочно написать… Но Сальери всего лишь человек, он не может сейчас уйти.
- Я скучал.
8.
Простыни почему-то чуть шершавые, и каждое движение причиняет коже какие-то несправедливые страдания. Амадео выгибается, сходит с ума, слышит музыку. Тонкие пальцы сжимают грубые простыни.
По телу пьяной истомой бежит наслаждение. Антонио делает последнее самое сладкое движение и со стоном падает на простыни.
- Вот теперь – с возвращением…
Амадео улыбается и утыкается носом в плечо Антонио. Теперь всё правильно
9.
- Я вот наконец-то стану богатым и известным.
- И?
- Куплю себе нормальный дом. И ты будешь приезжать к нам. Или я буду приезжать к тебе.
- И?
- Я буду писать музыку. Доживём до глубокой старости. Ты женишься, заведёшь детей.
- Так всё и будет. Только ты не болей.
- Не буду. Я тебя переживу. Точно.
1 октября 1791 года.
Моцарту остаётся жить два месяца и четыре дня.
Сальери переживёт его на тридцать шесть лет.
Моцарту остаётся жить два месяца и четыре дня.
Сальери переживёт его на тридцать шесть лет.
@темы: Моцарт/Сальери, Ангст про пидорасов
-
-
22.05.2011 в 13:51-
-
20.12.2011 в 16:34спасибо вам за такой замечательный текст! живой и рвущий душу. хотя у вас все тексты такие от самых маленьких и светлых, до больших и грустных! перечитала все что смогланайти.
спасибо! ))
-
-
19.10.2012 в 19:36